Слово о Данте Sopra candido vel
cinta d'uliva Donna m'apparve, sotto verde manto Vestita di color di
fiamma viva *.
| Гвельфы и гибеллины давно стали достоянием истории,
белые и черные - тоже, а явление Беатриче в XXX песни «Чистилища»
- это явление навеки, и до сих пор перед всем миром она стоит под белым покрывалом,
подпоясанная оливковой ветвью, в платье цвета живого огня и в зеленом плаще. Я
счастлива, что в сегодняшний торжественный день могу засвидетельствовать, что
вся моя сознательная жизнь прошла в сиянии этого великого имени, что оно было
начертано вместе с именем другого гения человечества - Шекспира на знамени, под
которым начиналась моя дорога. И вопрос, который я осмелилась задать Музе, тоже
содержит это великое имя - Данте. ...И вот
вошла. Откинув покрывало, Внимательно взглянула на меня. Ей говорю:
«Ты ль Данту диктовала Страницы Ада?» Отвечает: «Я».
| Для моих друзей и современников величайшим недосягаемым
учителем всегда был суровый Алигьери. И между двух флорентийских костров Гумилев
видит, как Изгнанник бедный Алигьери Стопой
неспешной сходит в ад. | А Осип Мандельштам положил годы жизни
на изучение творчества Данте, написал о нем целый трактат «Разговор о Данте»
и часто упоминает великого флорентийца в стихах:
С черствых лестниц, с площадей С угловатыми дворцами Круг Флоренции
своей Алигьери пел мощней Утомленными губами. | Подвиг
перевода бессмертных терцин «Божественной Комедии» на русский язык
победоносно завершил Михаил Леонидович Лозинский. Эта работа была в моей стране
высоко оценена критикой и читателями. Все мои мысли об искусстве я соединила
в стихах, освещенных тем же великим именем:
Он и после смерти не вернулся В старую Флоренцию свою. Этот, уходя,
не оглянулся, Этому я эту песнь пою. Факел, ночь, последнее объятье,
За порогом дикий вопль судьбы. Он из ада ей послал проклятье И
в раю не мог ее забыть,- Но босой, в рубахе покаянной, Со свечой зажженной
не прошел По своей Флоренции желанной, Вероломной, нежной, долгожданной...
| <1965> |